Rapidstresser the bestIP booter / Stresser of 2021
Более тысячи лет прошло с той поры, как первый русский князь утвердил свою власть на берегах реки Волхова. Много с той поры до наших дней совершилось крупных дел, и хороших, и дурных; немало за это время бед и горя пережил русский народ; были у него и светлые дни радости; было немало и людей, память о которых дорога всякому русскому сердцу. Есть о чем порассказать, есть что и послушать.
Страна наша громадной равниной раскинулась от Ледовитого моря до Черного, от Уральских гор до Карпат и Балтийского моря. На Крайнем Севере большую часть года стоит лютая зима; белой пеленой снег покрывает промерзлую почву; страшной стужей веет с Ледовитого моря; ночной сумрак полгода висит над землей. Не будь тут хорошей рыбной ловли, охоты за пушным зверем и птицей да быстрого и выносливого северного оленя, нельзя было бы и жить человеку на Дальнем Севере.
По соседству с восточными славянами в десятом веке жило несколько инородных племен. На востоке, по Волге, у Каспийского моря жили хазары, народ турецко-татарского происхождения. Хотя у хазар были уже города (например, Итиль при устье Волги), но все-таки вернее их считать кочевниками, чем оседлыми: не многие богатые хазары имели глиняные мазанки и только у кагана (так называли хазары главного вождя своего) были высокие кирпичные хоромы.
Святослав поделил Русскую землю на три княжества: Киевское, Древлянское и Новгородское и роздал эти уделы своим сыновьям. Ярополк, как старший, получил Киевскую область и звание великого князя. Недолго братья ладили между собою. Случилось раз, что Олег, князь древлянский, на охоте убил сына престарелого Свенельда, главного советника Ярополка. Озлобленный Свенельд стал подбивать Ярополка к войне с Олегом.
Много беды произошло на Руси от обычая князей делить землю на уделы между сыновьями.
Перед смертью Ярослав призвал своих сыновей и сказал им: «Отхожу я уж из этого света, дети мои! Да будет между вами любовь: вы — родные братья, дети одного отца и одной матери. Если будете жить в любви и согласии между собою, то Бог будет с вами и покорит вам врагов ваших.
Дети мои или кто иной, прочитав эту грамотку, не посмейтесь, но примите ее в сердце свое. Прежде всего, ради Бога и души своей, страх Божий имейте в сердце своем и милостыню давайте нескудную. Это начало всякому добру. Встретили раз меня на Волге послы братьев моих и передали мне их слова: «Соединись с нами, выгоним Ростиславичей (Володаря и Василька) и волость их отнимем.
Не начать ли нам, братья, печальное сказание о походе Игоря. Станем сказывать повесть свою по былинам нашего времени, а не по вымыслам Бояна (древнего певца). Боян вещий когда хотел кому песнь воспеть, то носился мыслью по лесам, серым волком рыскал по полю, сизым орлом парил под небесами… В старые времена князья на охоте пускали своих соколов на стаю лебедей. Чей сокол прежде настигал лебедь, в честь тому князю первому и песнь пелась. Боян же не десять соколов пускал на стадо лебедей, а клал свои вещие персты на живые струны, и они сами князьям славу рокотали.
В конце десятого века, когда к предкам нашим зашло христианство из Византии, там было уже много монастырей. Монашество впервые явилось на Востоке в третьем веке по Рождеству Христову. Учение Христа и набожность так увлекали некоторых людей, что они отказывались от всяких мирских утех и житейских забот, уходили в пустынь и здесь проводили одинокую жизнь в тяжелых лишениях, посте и молитве. С Востока монашество перешло и в Грецию.
Герб Новгородского княжества
Городов на Руси в XII веке было много. Насчитывают их несколько сот. Города эти большей частью походили на села. Постройки были бедные, деревянные, вроде теперешних крестьянских изб. В стольных городах, где жили князья, княжеские дома, конечно, устраивались попросторнее и побогаче. Лучшими постройками в городах были церкви. И церкви в старину обыкновенно строились деревянные; только в более многолюдных и богатых городах встречаются каменные церкви.
Раздоры и усобицы княжеские ослабили Русскую землю. К концу XII века распалась она на несколько отдельных областей; каждая из них в свою очередь делилась на более мелкие уделы, где были свои князья. Эти мелкие князья хотя были и близкие родичи между собой, но тоже нередко враждовали друг с другом. Все шло врозь, единства ни в чем не было. Хоть северные владимирские князья и старались подчинить себе все русские области, всех удельных князей сделать своими «подручниками», но они не успели еще достигнуть своей цели, как обрушилась на Русскую землю страшная беда.
С начала XIV века Московская область все росла да росла. Как истые скопидомы, ничем не пренебрегая, ничего не упуская из виду, сколачивают себе мало-помалу достаток, так трудились и московские князья над собиранием Русской земли.
Казалось, они думали только о себе, старались всякими способами захватить новые города и земли, привлечь население и забрать одного за другим всех русских князей в свои руки. Быть может, московские государи сначала и помышляли о своих лишь выгодах, но тем не менее в их руках совершалось великое дело — собирание русских сил в одно целое. Дело это стало всенародным, потому так и шло успешно.
В то время, когда Кипчакская орда, к радости русских, слабела и разлагалась, страшная гроза чуть не обрушилась снова на Русскую землю. В Средней Азии явился новый могучий завоеватель, подобный Чингисхану, страшный своею силою и жестокостью. Это был Тимур, или Тамерлан. Этот новый «владыка мира», как называли его, сплотив в одно целое разрозненные орды татар, привел в трепет всю Азию. Все земли от Аральского моря до Персидского залива, от Кавказских гор до пустынной Аравии подпали скоро власти Тимура.
Небольшое литовское племя, как известно, издавна занимало долину реки Неман, распространяясь отсюда по Балтийскому поморью на юг до нижнего течения Вислы, к северу — далее Западной Двины. В X–XI веках это племя распадалось на несколько народцев: летгола (латыши), жемгала, корсь, жмудь, литва (это имя сделалось потом общим для всего племени), пруссы и ятвяги.
Разрозненные литовские волости, связанные между собою лишь племенной связью да властью могущественного криве-кривейто, вероятно, долго еще не составили бы сильного государства, если бы исторические обстоятельства не помогли этому. Пока соседями литовцев были славяне, то есть русские и поляки, то столкновения с ними, взаимные нападения не обращались в постоянную истребительную войну: походы русских и польских князей на Литву ограничивались временным разорением пограничных поселков да собиранием дани, а вторжения литовцев в русские или польские пределы были мелкими набегами ради грабежа и добычи…
Гедимин был таким же собирателем юго-западной Руси, каким был Иван Калита относительно северо-восточной. Сверх нескольких русских областей, попавших раньше под власть литовского князя, мы видим, что князья минские, туровские и пинские сначала делаются подручниками Гедимина, а потом уделы их были просто присоединены к Литве. Независимо существовать мелкие русские области, соседние с Литвой, конечно, не могли: Киев, Владимир-Волынский, Полоцк уже не могли больше служить опорой, и потому естественно приходилось искать защиты у сильного литовского князя.
Внезапно погибший Гедимин не успел, вероятно, назначить себе преемника. При жизни он раздавал земли своим сыновьям на правах удельных князей; осталось после него семь сыновей, и неизвестно, почему младший его сын Явнут является обладателем Вильно и нескольких других больших городов. Пользоваться правами великого князя в глазах своих старших братьев он, без сомнения, не мог, и потому можно было опасаться распадения Литовского княжества на несколько мелких уделов и усобиц их между собой. Это было бы, конечно, очень кстати для врагов Литвы: польского короля, который хотел завладеть Волынью, и особенно для двух немецких орденов.
В 1377 году скончался Ольгерд, приняв, говорят, перед смертью схиму. После него осталась огромная семья: двенадцать сыновей и пять дочерей и, сверх того, много племянников и внуков. Преемником великокняжеского достоинства, помимо старших братьев, стал Ягелло, или Ягайло, старший сын Ольгерда от брака на княжне тверской. Начались смуты и кровопролитные усобицы. Кейстут, проведав о тайных сношениях Ягайло с Тевтонским орденом, непримиримым врагом Литвы, взял Вильно и завладел великокняжеским престолом, а племяннику дал в удел княжество Кривское и Витебское.
Умер Василий Димитриевич в 1425 году. В своем завещании он оставлял сына под опекой матери, благословлял его великим княжением и отказывал ему все родительское наследие и свой собственный «примысл» (Нижний Новгород и Муром).
Никто из посторонних удельных князей теперь и не думал оспаривать великокняжеской власти у малолетнего Василия, как некогда оспаривали ее у маленького Димитрия Донского; но в числе самых близких родичей нашелся соперник Василию: то был родной его дядя — Юрий Димитриевич, князь звенигородский.
В первой половине XV столетия и в русской церкви были смуты и неурядицы. Начались они еще при Димитрии Донском и митрополите Алексии. Литовский князь Ольгерд не мог потерпеть, чтобы его православные подданные подчинялись московскому митрополиту, тогда как Литва была в постоянной вражде с Москвой, и наконец добился того, что для юго-западной Руси, подвластной ему, константинопольский патриарх поставил отдельного от Москвы митрополита Киприана. Так православная русская церковь поделилась на две митрополии: Киевскую и Московскую.
Не помогла церковная уния и Византии… Прошли те времена, когда папы своим словом приводили в движение народы и царей! В это время в западной церкви были страшные неурядицы: открывались всякие злоупотребления духовенства; в папы избирались лица слабые, недостойные этого высокого сана. Соборы, которые собирались, чтобы положить конец беспорядкам, часто порождали только новую смуту. Мудрено ли, что и голос папы потерял прежнюю свою силу. Папа сам рассчитывал усилить свое значение и власть соединением церквей.
Василий Темный еще при жизни своей объявил старшего сына своего Ивана великим князем и своим наследником. Таким образом, укреплялся новый порядок престолонаследия — от отца к старшему сыну. Хотя Василий завещал волости и остальным четырем своим сыновьям (Юрию, Андрею Большому, Борису и Андрею Меньшому), но старший получил городов гораздо больше, чем все остальные братья вместе, и являлся, таким образом, настоящим великим князем, государем, а братья сравнительно с ним были только большими помещиками.
Иван Васильевич в 1467 году овдовел. Два года спустя явилось в Москву посольство из Рима. Кардинал Виссарион, поборник Флорентийского единения церквей, в письме предлагал Ивану Васильевичу руку Софии, племянницы последнего византийского императора, дочери его брата Фомы, князя Морейского, который после падения Константинополя нашел со своим семейством убежище в Риме.
Зависимость Москвы от хана подходила к концу. Золотая Орда была уже совсем не та, что прежде: незадолго пред тем от нее отпало два ханства — Казанское и Крымское. Хотя великий князь и давал большие дары ордынским послам, но давал, сколько хотел; стало быть, этого нельзя назвать настоящей данью; однако хан все еще считал великого князя московским своим данником и требовал от него знаков покорности. Есть известие, что ордынские послы явились в Москву с ханскими грамотами и басмою (изображение хана); великий князь должен был преклоняться пред басмою и, стоя на коленях, слушать чтение ханской грамоты.
Чем удачнее шли внешние дела, чем могучее становился Иван Васильевич, тем смелее стремился он упрочить и внутри государства свое единовластие; ни на какие права удельных князей он уже не смотрел. Еще в 1463 году, вскоре после смерти отца, Иван Васильевич завладел Ярославской областью. Она была разделена между множеством мелких князей (Курбские, Прозоровские, Львовы, Сицкие, Шаховские и другие). Один из них считался великим князем всей ярославской земли, именно Александр Федорович; силы сопротивляться у него вовсе не было, и князья ярославской земли обратились в простых вотчинников — бояр московских.
Собирая Русскую землю, мог ли Иван Васильевич забыть, что западные и юго-западные русские волости были в руках литовских князей, постоянных врагов Москвы? Мог ли он забыть, что Казимир Литовский поддерживал восстание в Новгороде и подбивал Ахмата напасть на Москву? Лишь только миновала татарская гроза, Иван Васильевич задумал силою добывать от Литвы русские земли. Дальновидный и осторожный, он стал готовиться исподволь к борьбе, искал себе союзников между соседями Литвы: породнился с молдавским господарем Стефаном — на его дочери женил своего сына; вступил в дружбу с венгерским королем; искал союза и с германским императором; скрепил дружбу с Менгли-Гиреем договорами; обещал помощь против кипчацких ханов ему только в том случае, если он будет постоянно беспокоить своими набегами Казимира.
Много смуты было на Руси и в церковных делах в это время. Русский народ был очень набожен. Иностранцев, заезжавших в русские земли, всегда поражало обилие церквей. Строились они беспрестанно. Постигала какая-либо беда город с его областью: бездождие, голод, мор, — жители спешили молитвою отвратить беду, ставили по обету «обетные» церкви, воздвигали их иногда в один день, даже в одно утро, и в тот же день освящали. Жители города или селения сговаривались на сходе соорудить такую «обыденную» церковь, шли в лес, рубили бревна, свозили их, а иногда из усердия на плечах сносили их на место и всем миром строили церковь во имя дневного святого.
Собирая русские земли в одно государство, приходилось подумать и о том, чтобы завести одни и те же порядки управления и судопроизводства.
Иван Васильевич не любил менять старых русских обычаев и порядков, а старался лишь придать им больше правильности. В удельные времена князья в своих областях, где могли, сами правили и следили за всеми делами, а где не могли, там ставили своих «мужей», то есть дружинников, бояр и поручали им творить суд и расправу. Эти княжьи наместники жалования не брали, а «кормились» разными поборами с местных жителей и судебными пошлинами.
Иван Васильевич, этот великий собиратель Русской земли, почти довершил то дело, над которым раньше так упорно трудились московские князья. Московское государство выросло и окрепло уже настолько, что покончило с татарским владычеством, явилось могучим врагом Литвы и потребовало от нее возврата русских земель. Выросла и окрепла также и власть московского государя. Бьют челом ему, как верные слуги, не только потомки прежних дружинников — «вольных людей», но и потомки Рюрика и Гедимина, потомки своевольных удельных князей, в былые времена ни во что не ставивших великого князя; бьют челом, ищут службы и милости его и татарские царевичи, потомки тех, пред кем некогда трепетали русские великие князья.
Самым важным делом Василия Ивановича было уничтожение последних уделов.
Очередь была за Псковом. Уже Иван Васильевич приучил Псков к повиновению, забрал его в руки; но все же там держались еще вечевые порядки. Василий Иванович назначил туда наместником князя Репню Оболенского. Новый наместник был совсем не по душе псковичам: не обращал он никакого внимания на вече и обычаи псковские, притом, по словам летописца, «лют был до людей».
Литовский князь Александр, в свою очередь, только и думал о том, как бы снова вернуть земли, захваченные от Литвы Иваном III. Александр и ливонский магистр при вступлении Василия Ивановича на престол держали уже и войска наготове и со дня на день ждали, что вот-вот в Москве вспыхнут мятеж и усобица, думали, что Василию Ивановичу не устоять в борьбе с боярами, сторонниками Димитрия; но надежда обманула их: в Москве все было тихо.
В княжение Василия Ивановича споры о монастырских вотчинах и казни еретиков продолжались. Иосифляне (сторонники Иосифа Волоцкого) стояли за мнения своего наставника, а противники их — белозерские старцы, последователи Нила Сорского, — в своих сочинениях сильно нападали на Иосифа и его сторонников. Спорили горячо, дело доходило даже до колкостей. Суровый Иосиф, требуя беспощадной казни еретиков, ссылается, например, на апостола, по молитве которого Симона-волхва постигла смерть.
Сильно скорбел Василий Иванович, что у него не было детей. Говорят, что раз он даже заплакал, когда увидел на дереве птичье гнездо с птенцами…
— Кому царствовать после меня в Русской земле? — скорбно спрашивал он у своих ближних. — Братьям моим? Но они и со своими делами управиться не могут!..
На промышленность и торговлю Московии иноземные писатели обращали большое внимание. Главными произведениями страны считались хлеб, меха, лес, мед и воск. Сосны в московских лесах поражали иноземцев своей невероятной величиной; дубы и клены, по их отзывам, здесь лучше, чем в Западной Европе. Пчелы роились в лесах в огромном количестве и клали мед в дуплах старых дерев без всякого ухода и присмотра, так что промышляющим продажею меда стоило только отыскивать в лесах в дуплах старых дерев залежни меда и брать его. Одному иностранному писателю о России рассказывали такой забавный случай.
Великое дело было закончено. Из мелких, отдельных клочков Русской земли сковано было большое, могучее Московское государство. Нелегко было совершить это дело московским собирателям Русской земли: много творилось при этом неправды и насилия; но их было еще больше во время удельных смут и усобиц. Зато теперь Московскому государству были не страшны ни Литва, ни Орда; да и жить народу стало спокойнее, чем в удельное время.
Брань, побои, грубое насилие, дикая расправа, убийство — вот что совершалось пред глазами ребенка — великого князя. Восьми лет остался он без нежного материнского призора. Была у него любимая няня — Аграфена Оболенская; ее заботы и ласки могли бы хоть сколько-нибудь заменить материнские, но ее вырывают из объятий ребенка, засылают в далекий монастырь. Привязался всей душой Иван к молодому Воронцову, и вот этот Воронцов на его глазах схвачен, оскорблен, избит, а затем сослан из Москвы. Ни слезы Ивана, ни мольбы его не действуют.
Когда исполнилось великому князю 17 лет, он призвал к себе митрополита и заявил ему, что хочет жениться, и притом на русской.
— Если я возьму себе жену, — сказал он, — из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет, потому хочу жениться в своем государстве, у кого Бог даст, по твоему благословению!
По словам летописца, митрополит и бояре даже заплакали от радости, видя, что государь так молод, а между тем так мудр, что ни с кем не советуется. Пожелал вместе с тем он торжественно венчаться на царство и принять царский титул.
Восстановить суд и правду, умиротворить народ, потерявший терпение от бессудия, неправды и всяческих насилий во время злостного правления бояр, — вот что стало первою заботою советников юного царя.
Должностные лица, запятнавшие себя лихоимством и насилием, были лишены своих мест; их заменили лучшие люди, «судьи правдивые». Законы Иоанна III снова были пересмотрены и дополнены, и в 1550 году явился новый, более подробный Судебник; притом были изданы «Уставные грамоты», дополнявшие его.
Церковные дела, в которых было много «нестроения и смуты», также обратили на себя внимание царя и «добрых» его советников. В 1551 году, 27 февраля, по царскому приказу в Кремлевский дворец собралось множество духовных лиц: митрополит, девять архиепископов, архимандриты, игумены и другие; тут же были и высшие мирские сановники.
Царь обратился к ним с такой речью: — Преосвященный Макарий, митрополит всея Руси, и архиепископы, и епископы, и весь освященный собор…
Когда все в трепете и в ужасе притихло пред страшной царской грозой; когда бояре даже у себя дома не осмеливались выразить вслух свой страх и скорбь, опасаясь слуг, часто доносивших и клеветавших на своих господ; когда все трепетало пред опричниками, жадно стерегущими свою добычу, тогда неожиданно раздался на Руси смелый голос, осуждавший непомерную жестокость царя. Беспредельна была власть государя: он был волен в жизни и смерти каждого подданного своего; правда и суд были в его руках; но и над ним была высшая Божья правда. Во имя этой-то правды и заговорил митрополит Филипп.
Уже погибли почти все лица, которые во время болезни царя склонялись на сторону его двоюродного брата, князя Владимира Андреевича, но сам Владимир еще оставался жив. До какой степени ему не доверял царь после болезни своей, видно из того, что несколько раз брал с него записи (письменные обязательства) верно служить и ему, царю, и сыну его. Князь Владимир должен был при этом обещать, что пойдет войной даже на своего родного брата, если прикажет царевич; донесет ему даже на свою мать, если та умыслит ему какое зло, и прочее.